Совсем другое дело звезды. Звезды — это и романтическая традиция, и метафора, и символическая система, а также древнейший способ исчисления времени и ориентирования в пространстве. Наш взгляд на звезды определяет вехи культурного, научного и технологического прогресса, становится мерилом цивилизационного развития, платформой для утопий и линейным графиком прогресса. Космос при этом остается не освоенной, дикой и опасной территорией, которой человеку не удается манипулировать. Земляне тянутся к этой границе с реальностью и ударяются об нее, одна из таких историй оказывается по-настоящему жуткой.
В 1967 году, к 50-летнему юбилею октябрьской Революции коммунистическая партия отправляет в космос в спешке подготовленную миссию «Союз-1», назначив пилотом космонавта Владимира Комарова. Увы, он знал о всех технических проблемах, однако не мог отказаться от задания и завещал в случае гибели хоронить себя в открытом гробу. Комаров погиб. На официальной фотографии у его обгоревших останков в парадно убранном гробу склонились космонавты (прах Комарова захоронили у Кремлевской стены). Этой последней волей, мрачной и тихой акцией Комаров как будто сообщал о провале миссии, безмолвно выражая несогласие с неэффективной системой, которая политические даты и соперничество в космосе ставит выше человеческих жизней. Эта жуткая история, долго остававшаяся тайной, говорит о пределах и опасностях эксплуатации «космического», и о той границе, о которую можно ударится.
Искусство — о другом. Кажется, что здесь нет предела для работы разума и фантазии, для надежд и путешествий во времени-пространстве. В инсталляции Миши Гудвина мы видим космограмму, на которой расположены «руины» древнего культа. Они как будто подлинные, но демонстрируют совсем другой культ — не языческий или астрономический (хотя и напоминают Стоунхедж), а коммунистический. Метод Миши Гудвина предполагает «гостеприимство идей», то есть возможность коллажировать и имитировать художественные приемы, символы массовой культуры, археологические находки и вообще элементы любых дисциплин, стилей и периодов. Гудвин способен поймать, смешать, переварить и перепрошить похожее и различное, пересобрать элементы в новую реальность. «Ночь козерога» дерзко и лихо соединяет внутри себя несоединимое: звездного козерога — с единорогом выксунского герба, завитки советского ампира — с мегалитическим святилищем, Выксу историческую — с Выксой метафизической, космическое — с эзотерическим.
Проект Гудвина с одной стороны, кажется умелой визуальной композицией, построенной на контрастах фактур и эстетик, удачных цитат и романтизированных клише, но с другой — его инсталляция может восприниматься как комплексная система, элементы которой конфликтуют и резонируют друг с другом, волей художника оставаясь в состоянии напряжения и равновесия. Так, хаос Гудвина оказывается его космосом, а соединение несоединимого — принципом целостности его эстетики.
Теперь представим, что мы смотрим на инсталляцию Миши из космоса, видим весь мир и Выксу нечеловеческими глазами — сверху. Под этим взглядом каждый может почувствовать себя очень маленьким, сродненными со всем окружающим, а предложенная Гудвином система неконгруэнтных частиц, идей и предметов оказывается монолитным артефактом современной человеческой культуры.